Тов. КАГАНОВИЧУ.
Посылаю для сведения заявление Дволайцкого Ш.
Ежов.
[Помета: послано 2/IX 36 г.]
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 257, Л. 32.
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 236, Л. 88.
Секретарю ЦК ВКП(б)
т. Н.И. Ежову.
Считаю необходимым довести до Вашего сведения следующее.
При отъезде в августе 1934 года в Париж на работу в качестве Торгпреда я передал свою квартиру на Якиманской наб., д. № 6, М. Лурье-Эмелю (бывшему тогда профессором древней истории), расстрелянному по делу о зиновьевско-троцкистском террористическом центре. На этой квартире он в бытность мою за границей и был арестован.
С. Лурье я впервые встретился в 1923 году в Берлине, где я был в научной командировке. С ним тогда велись переговоры о привлечении его в качестве профессора древней истории Института Красной Профессуры. Не помню точно, имел ли я поручение разговаривать с ним от М.Н. Покровского, который благоприятно отзывался об одной его работе по древней истории, или Лурье явился ко мне по своей инициативе. С тех пор, до августа 1934 года, я виделся с ним раза два.
В августе 1934 года Лурье позвонил мне по телефону и, сказав, что он от Поздеевой знает о моем отъезде за границу, просил меня уступить ему мою квартиру; он жил тогда в “Люксе”. Поздеева, со своей стороны, поддержала его просьбу.
Поздееву, высланную в январе 1935 г. в связи с делом о злодейском убийстве т. С.М. Кирова, я знал с 1914 года по Юрьеву, где мы одновременно учились.
О факте ареста Лурье жена моя В.А. Додонова-Дволайцкая (член партии) в бытность мою в Париже письменно поставила в известность замнаркомвнешторга т. Судьина, который переслал ее заявление в Наркомвнудел.
Считаю совершенно недопустимым, что я не обнаружил большевистской бдительности, когда я, прочитав за границей в январе 1935 года о высылке Поздеевой и об осуждении
ее мужа Герцберга, не придал значения знакомству Лурье с Поздеевой и Герцбергом, считая это простым знакомством, и не поставил об этом в известность партию.
Член ВКП(б)
Зам<еститель> пред<седателя> Всесоюзного Комитета по делам высшей школы.
28.VIII.36 г.
Я только сегодня вернулся из отпуска.
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 257, Л. 30-31. Автограф.
РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 236, Л. 89. Машинописная копия.
Уважаемый Вячеслав Михайлович!
В бытность мою за границей в конце апреля этого года был арестован в моей квартире М. Лурье-Эмель, расстрелянный по делу о зиновьевско-троцкистском террористическом центре. Я уступил ему временно квартиру в августе 1934 г. ввиду моего перехода на заграничную работу. Лурье был тогда профессором древней истории и заместителем декана исторического факультета и жил в “Люксе”. Знал я его очень мало и передал ему квартиру по рекомендации М. Поздеевой.
До этого я видел Лурье три раза. В 1923 году разговаривал с ним в Берлине по вопросу о его переходе на преподавательскую работу в ИКП. Как он попал ко мне тогда и чем кончилась его переписка с ИКП, я сейчас установить не могу. Второй раз я встретил его в 1931 году в Берлине (где я останавливался на день проездом в Париж) у Поздеевой, бывшей тогда секретарем трогпреда, и в третий раз – у нее же в 1933 году в Москве. Я встречал его затем уже в качестве владельца моей квартиры во время моих приездов в Москву. В разговорах ни Лурье, ни его жена не подавали мне повода обнаружить их подлое лицо. Моя жена, член партии, приезжавшая дважды в Москву для работы в больнице и занимавшая в той же квартире отдельную комнату, утверждает, что он ни разу не обмолвился ни одним словом критики и постоянно говорил о наших достижениях.
С упомянутой выше Поздеевой я был знаком давно – с 1914 года. Мы тогда одновременно учились в Юрьеве. Ее первый муж, тоже юрьевский студент, Бергман, впоследствии председатель Кронштадтского совета (умер в 1924 году), был моим близким товарищем. С начала революции Поздеева работала в Кронштадте и в Ленинграде, где она примкнула к зиновьевской оппозиции. В 1927 году она вместе со своим вторым мужем Герцбергом (тоже зиновьевцем) была послана на работу в Торгпредство в Берлине, откуда она вернулась в Москву лишь в конце 1931 года. До этого времени я встречал их очень редко. В Москве же мы видались чаще – по несколько раз в год (Поздеева работала в НКЛегпроме, Герцберг – председателем одного из внешнеторговых объединений). На основании высказываний их обоих я считал, что они отказались от своих антипартийных взглядов. Они маскировались передо мною так же искусно, как перед партийными организациями, в которых они состояли (они при чистках не исключались из партии).
Перехожу к своей основной политической ошибке.
В января 1935 года я, находясь за границей, узнал из газет о высылке Поздеевой и об осуждении Герцберга по делу о злодейском убийстве т. С.М. Кирова. При наличии элементарной бдительности я тогда должен был заподозрить, что связь Лурье с Поздеевой и Герцбергом носит неслучайный характер, и должен был обратить на это внимание партии или органов Наркомвнудела. Но я отнесся к этой связи как к простому знакомству, не придав ей политического значения, и потому не сделал отсюда необходимых выводов. Я, конечно, отдаю себе полный отчет о всей тяжести этой ошибки.
Мне особенно тяжко писать об этом Вам, поскольку партия и Вы лично оказывали мне доверие. Но я заверяю вас, что я не обманул это доверие и что этот тяжелый случай непроявления необходимой большевистской бдительности был и останется единственным в моей жизни.
Я прошу Вас, Вячеслав Михайлович, сообщить, не устраниться ли мне от работы в Комитете, пока вопрос обо мне не будет решен в партийном порядке.
С коммунист<ическим> приветом,
Об изложенных фактах я вкратце поставил в известность т. Н.И. Ежова.
[Помета в верху письма: т. Ежову. Направляю Вам письмо т. Дволайцкого. В. Молотов. 2/IX]
РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, Д. 257, Л. 33-36.
