Письма П.П. Ольберга П.И. Бескиной

 

Копия с копии.

 

Прага, 12 октября 1934 г.

 

Дорогая мама,

 

Твое письмо я сегодня получил, и так как ты затрагиваешь в нем некоторые спешные вопросы, то отвечаю тебе немедленно. Прежде всего сообщаю тебе, что я получил из консульства отказ в визе. Это было, конечно, как я уже тебе писал, более чем вероятно. В связи с этим мои шансы попасть в Союз значительно уменьшаются. Твое предложение поехать с экскурсией в Союз и там попытаться остаться, в принципе, конечно, приемлемо, но я, право, не знаю, сможешь ли ты оплатить эту поездку. Напиши, сколько это должно стоить. Кроме того, имей в виду, что если эти анкеты посылаются в Москву, то мне могут отказать в визе даже и по интуристу. Ведь я только что получил из Москвы отказ.  Поэтому рассчитай реально свои финансовые возможности, и если ты все-таки на это пойдешь, так я даю свое принципиальное согласие. На тот случай, чтоб в анкетах, которые будешь подавать (евентуель), не было разногласий, сообщаю тебе следующие данные о себе, как я это заявил в своих первых анкетах. С 1909 г. по 1913 я жил в Гельсингфорсе, с 1913 г. по 1923 г. в Риге, затем в Германии и Праге. Это очень важно, чтоб не было противоречивых данных. Живу я на паспорт, выданный германским посольством в Праге. В Союзе, следовательно, никогда не был. Это очень важно. – Если виза получится, так не торопись мне посылать железнодорожный билет от Праги до Риги. Как я здесь сегодня узнал, я смогу получить в одну сторону 50%-ную польскую скидку. Поэтому ты тогда мне немедленно напишешь, я тебе вышлю скидку, и ты только тогда купишь билет. Я на будущей неделе иду обменять свой немецкий паспорт; мне нужно, чтоб вписали мою новую профессию (вместо студент – инженер), а заодно и продлили на дальнейшие пять лет. Надеюсь, что они это сделают без особых препятствий. – Экскурсия отправляется, по всей вероятности, через три недели, к октябрьской годовщине. Если бы тебя спросили, почему я не примыкаю к подобной экскурсии, которая отправляется из Праги (если бы случайно выяснилось, что я сейчас в Праге), так ты можешь сказать, что я хочу сначала приехать к тебе, кроме того, ты мне оплачиваешь эту поездку. Ни в коем случае не говори, что я хочу в СССР остаться, а то ты погубишь все дело. Так что я жду от тебя ответа по этому вопросу. Когда эта экскурсия выезжает из Риги? На какой срок? Сколько это стоит? Когда ты сможешь мне сообщить, получил я визу или нет? Да, я подразумеваю, что эта экскурсия едет только в Москву. Я, конечно, использовал бы эту поездку только для того, чтоб попытаться там остаться. Для этого мне нужно бы было также повидать Леву, т.е. хотя бы на один день остановиться в Витебске. Но это уже детали, и их можно обсудить позже.

Одновременно с этим письмом я пишу также и Соне Яворковской.

Что с Левой Левенсоном не смогли ничего послать, жалеть не стоит. Я здесь в твоих посылочках нужды в настоящее время не испытываю.

Насчет Вали я тебе длинные письма писать не намерен. Отец посылает Вале столько же, сколько и мне, следовательно, о голоде не может быть и речи. Кроме того, Бетти имеет постоянную работу как фребеличка.

Я тебе уже в прошлом году писал, чтобы ты взяла себе отдельную комнату. Ты сама теперь видишь, что нечего было так жалеть и экономить на комнате. Хорошая комната всегда оплачивается.

Ты пишешь, что у Вас теперь следят, чтобы на письмах писалось только по-латышски. Это не может относиться к письмам из-за границы. Согласно правилам Международного Почтового Союза в любую страну можно писать адрес на международном почтовом языке, т.е. на французском. Я еще ничего не читал об изменении этого правила. Латышскому языку за границей не обучают, немудрено, если приходится обращаться за помощью к французскому языку. Так, всего хорошего, целую тебя крепко

 

Павел.


Копия с копии

 

Прага, 14 октября 1934 г.

 

Дорогая мама!

 

Уже отправил тебе письмо, когда после некоторого размышления решил переменить свое намерение ехать через интурист. Поэтому если ты еще не подала заявку, так не подавай. Если же подала, так, по возможности, возьми заявку обратно. Причина: это чересчур дорогой эксперимент, принимая во внимание то, что очень мало вероятности, чтоб мне удалось там остаться. Тратить же большие деньги только на поездку, это непозволительная роскошь. Поэтому лучше не подавай или возьми обратно.

 

Целую тебя

 

Павел.


Копия с копии          

 

Горький, 12 декабря 1934 г.

 

Дорогая мама!

 

Я уже 8 дней, как в Горьком, но не писал тебе до сих пор, так как хотел тебе сообщить свой новый адрес. Дело в том, что я должен со дня на день получить комнату, пока что же я живу в одной комнате с одним здешним инженером. Пока что не выяснится мой новый адрес, мне можно писать по следующему адресу: Горький, Канавино, Интернациональная ул., “Союзмука”, Мельничный завод № 1, инж<енеру> П.П. Ольбергу. – Перед отъездом из Москвы я тебе написал письмо, которое ты должна уже тем временем получить. Перед отъездом у меня было столько всяких хлопот, что совсем не оказалось времени позвонить тебе по телефону. – Обо мне ты должна также иметь кое-какие сведения от Из. Левенсон, спутницы по поездке, которая тем временем уже наверно вернулась в Ригу. – Теперь вкратце повторяю в основном, каково мое теперешнее положение. После всяких хлопот я получил, наконец, вид на жительство сроком на шесть месяцев до 28 мая 1935 года. Это самое главное. Что же касается работы, так я пока что послан на три месяца в Горький в качестве инженера-химика, заместителя заведующего лабораторией, для того, чтобы я освоился с этим делом, а также одновременно и изучил технологический процесс производства. Как будет через три месяца, еще неизвестно, меня могут или же оставить здесь, или же перевести в какое-нибудь другое место сообразно необходимости.

Обедаю и ужинаю я здесь при заводе. Кормят здесь очень хорошо. Хлебу прежде всего сколько угодно, к обеду и к ужину подают по такому куску хлеба (пшеничного и ржаного), что не всегда даже за один раз съедаешь. Кроме того, я имею право получать каждый день по килограмму хлеба, чем я далеко не всегда пользуюсь, так как это мне чересчур много. К обеду подают почти каждый день щи (полная тарелка густых щей с куском мяса). На второе же тоже всегда бывает мясо с картошкой обыкновенно. К третьему же обыкновенно дают или кофе со сдобной будкой или же клюквенный кисель. Ужины бывают, в общем, в таком же роде, как и обеды, только из двух блюд. – Здесь пятидневка, т.е. 5 дней работаешь, 6-ой отдыхаешь. Таким образом, у меня следующие так наз<ываемые> выходные дни: 6, 12, 18, 24 и 30-го каждого месяца. – У меня еще не выяснено положение насчет “инснаба”, иностранного снабжения. Пока что же я все же получаю от “инснаба” каждые 5 дней по 1/2 кг. сыру, чаю и т.п. вещей. – Так что, как видишь, жить здесь можно даже очень хорошо. – Климат в Горьком мне очень понравился. Здесь, конечно, уже настоящая зима, но воздух здесь удивительно чистый, и холод очень легко переносится. Я купил себе уже меховую зимнюю шапку, пару хороших валенок (!) и на днях должен получить меховой полушубок, который я уже заказал. Когда получу полушубок, так я во всем этом снимусь и пришлю тебе фот<ографическую> карточку; увидишь, какой у меня “полярный” вид будет. – Как только получу комнату, так я тебе об этом сразу же сообщу. Пока что же всего хорошего!

 

Целую тебя крепко

 

П<аве>л.


Копия с копии

 

27.ХII./Декабря/1934 г.

 

Дорогая м<ама>!

 

Я надеюсь, что ты уже получила мое письмо из Горького, которое я отправил в заказном порядке недели полторы тому назад. Не дожидаясь ответа на это письмо, пишу тебе опять, что у меня есть нового. – Зима здесь в Горьком была уже настоящая, когда я сюда приехал, три недели тому назад. Ну, что касается верхней одежды, так я достаточно уже обеспечен. Еще в Москве я купил себе хорошую зимнюю шапку из оленьего меха (пыжик) с наушниками такими. В Горьком я приобрел себе за 180 рублей хороший зимний полушубок, из шкуры сибирских собак. Он греет очень хорошо и красивый вдобавок. Кроме того, я немедленно купил себе здесь валенки (в Торгсине, приблизительно за 2 доллара). Валенки теплые, черного цвета. И, наконец, приобрел кожаные варежки с меховой подкладкой. Так что, когда я полностью теперь одеваюсь во все это снаряжение, так меня не узнать. Совсем северный вид. Постараюсь как-нибудь сняться и прислать тебе мою фотографич<ескую> карточку.

Комнату я должен на днях получить. Уже есть одна в виду. Работаю я пока что в качестве заместителя заведующего лабораторией. Как освоюсь с делом, так перейду, по всей вероятности, на должность заведующего лабораторией. Помимо этого, я также читаю здесь лекции на курсах по повышению технической квалификации. Это, конечно, тоже особо оплачивается. Читаю я лекции по и химии зерна и муки. Словом, есть, что делать, есть полная возможность работать, работать и работать. А это ведь для меня самое важное.

Зима здесь, конечно, крепкая. Температура в среднем – 25° С мороза, а бывает и больше. Но эти морозы переносятся очень хорошо; воздух здесь сухой, свежий и чистый, так что я великолепно переношу пока что эти морозы. Надеюсь, что и в будущем будет так же.

Так что я очень и очень рад, что у меня все так превосходно сложилось.

Теперь меня интересует, каковы твои теперешние дела, как с работой? Как с выплатой долга в банке? От Вали я получил как раз сегодня письмо, так что его дела мне в общем известны. Ему я тоже пишу сегодня письмо.

Так что я в скором времени совсем прочно осяду, и тогда ты, конечно, приедешь ко мне, благо на мое жалование я в состоянии содержать хоть целую семью, не то что одного человека.

Вот это все самое главное, что у меня есть. Жду твоего ответа на мое прошлое письмо. Пока что же, всего хорошего!

 

Целую тебя крепко

 

Павел.

 

ПС. Повторяю мой адрес: Инженеру Павлу Павловичу Ольбергу, Горький, Интернациональная улица. Мелькомбинат № 1. Горький-Канавино.


Копия с копии

 

Дорогая мама!

 

Не успел я вернуться в Горький, как у меня произошел ряд изменений. Прежде всего я перешел работать в трест, в связи с чем я получаю также другую комнату в центре города. Работа, конечно, шире и интереснее. Сейчас я был опять в командировке, причем возвращаюсь через Москву, но на этот раз я в Москве всего только около одного дня, причем вечером уже еду дальше. Поэтому и не удалось тебе позвонить на этот раз. Но, по всей вероятности, я не так уж редко буду в Москве, так что успею еще позвонить и поговорить с тобой по телефону. Ты мне можешь писать пока что по старому адресу, так как я эту почту все равно буду своевременно получать. Во всяком случае, имей в виду, что я теперь очень занят, поэтому частую переписку вести никак не могу. И ты меня поэтому тоже не засыпай своими письмами. Также прошу тебя перестать ставить мне в твоих письмах целый ряд вопросов, в особенности о каких-то там родственниках. Это прими во внимание, чтоб мне не пришлось еще раз возвращаться к той же теме. У меня здесь есть кое-какие хорошие знакомые и друзья, но нет пока что еще родных. – Я своей работой, как я уже писал не раз, очень доволен, так что ты можешь быть вполне за меня спокойна. А там, в ближайшем будущем, если захочешь, то приедешь ко мне и сама убедишься, как здесь хорошо и радостно работать и жить.

Теперь передаю еще одну просьбу Абраши, у которого я недавно был. Он просит переслать ему при возможности его вещи, оставленные у Иды, в частности, его летнее пальто, сорочки, платья Мальвины и т.п. Пиши, как и что у тебя нового? Как вообще дела? Как у Иды?

Здесь теперь совсем тепло стало. Ледоход в Горьком начался дней 6 тому назад.

Ну, пока что всего хорошего!

 

Целую тебя крепко

 

П<авел>

 

Москва, 17/IV.35 г.


Копия с копии

 

Дорогая мама!

 

Твою открытку от 16.с<его> м<есяца> я только что получил. За это время я тебе, кажется, отправил одну или две открытки, которые ты наверно уже получила. Спешу тебе сообщить мои новости: недавно я получил из консульства сообщение, что меня лишили германского гражданства. Фашисты мстят мне как могут. На днях я подаю бумаги о принятии меня в сов<етское> гражданство. Я был бы счастлив, если б я, наконец, стал настоящим советским гражданином. – Это мои самые важные новости. Так что, я надеюсь, месяца через два-три мое положение с бумагами окончательно выяснится.

 

Целую тебя крепко

 

Павел

 

Горький, 29 июля 1935 г.


Копия с копии

 

Горький, 12.ХI.1935 г.

 

Дорогая мама!

 

Твою открытку я получил еще перед праздниками, но в связи как раз с праздниками до сих пор тебе не мог ответить. Так у нас празднование XVIII-ой годовщины <про>шло очень хорошо. Была большая общегородская демонстрация, в которой участвовало более 300 тысяч человек. – На днях в Горьком выпал первый снег.

У меня это уже будет вторая зима в Горьком. 4-го ноября исполнился ровно год, как я приехал в Москву, а 1-го декабря будет ровно год, как я в Горьком. – Особых новостей у меня пока что еще нету. Как только будут, так я тебе сразу же напишу. У Вали тоже все в порядке, он теперь очень много работает. Как только я получу паспорт, начну хлопотать о том, чтобы ты сюда приехала. Тогда заживем на славу. Пиши, как у тебя дела, нашла ли комнату.

 

Целую тебя крепко

 

Павел.


Копия с копии

 

Горький, 27.XII.1935 г.

 

Дорогая мама!

 

Спешу сообщить тебе большую и радостную новость: я получил советское гражданство. Ты ведь знаешь, как я хотел стать советским гражданином. Здесь я нашел все, нашел работу, а, главное, нашел свою вторую настоящую родину. Теперь задача заключается в том, чтобы и ты приехала сюда навсегда. Для этого тебе нужно сделать следующее: пойди в советское консульство и возьми там анкеты для получения разрешения на въезд в СССР. Эти анкеты ты, не заполняя, пришли мне. Я все твои даты и годы знаю, поэтому я смогу сам заполнить твои анкеты. Если тебе скажут, что посылать сюда эти анкеты не нужно, что их надо прямо там подать, то ты все же не слушайся и пришли их мне. После этого я тебе напишу, что нужно делать дальше. Пока что я жду от тебя письма с пустыми анкетами.

Так вот, это самая главная моя новость. В консульстве ты можешь сказать, что едешь к сыну (к одному, а не к двум сразу), кот<орый> работает в Горьком, сов<етский> гражданин. Едешь на иждивение к сыну. Остальное подробнее напишу тебе в следующем письме.

Я надеюсь, что в феврале месяце смогу пойти в отпуск, поеду в зимний дом отдыха.

Твою открытку я на днях получил. Так я жду от тебя письма.

У Вали зимняя шуба есть. Я его вижу довольно часто.

 

Целую тебя крепко

 

П<авел>

 

Гарвард, Библиотека Хоутона, Leon Trotsky exile papers, 1929-1940 (Dewey commission exhibits – приложения к отчету Комиссии Дьюи).
https://iiif.lib.harvard.edu/manifests/view/drs:50012421$1i