СТЕНОГРАММА 

ВЕЧЕРНЕГО ЗАСЕДАНИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА

СОЮЗА ССР

от 23 августа 1936 г.

 

КОМЕНДАНТ: Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Садитесь, пожалуйста. Последнее слово имеет подсудимый Тер-Ваганян.

ТЕР-ВАГАНЯН: Мне очень трудно произносить последнее слово, так как та картина неслыханного морального и политического разложения, которая развернулась перед нами за эти дни, в огромной своей части для меня явилась совершенно неизвестной. Я подавлен тяжестью всего того, что прочитал в обвинительном заключении, и речью прокурора.

Я не хотел бы в своей речи останавливаться на таких вещах, которые имеют, в сущности говоря, второстепенное значение, как, например, вопрос о том, что я не был причастен ни с какой стороны к целому ряду тех преступлений, которые были здесь отмечены, ибо в политике преступления и поступки взвешиваются не теми кусищами, из которых складываются преступления, а теми кусками в создании преступления, в которых я лично принимал участие, – в создании контрреволюционного троцкистско-зиновьевского блока, и не только <в> создании, но – в течение трех с половиной, но даже четырех лет, – <в> систематической конспирации этого учреждения от партии и правительственных органов. После 1932 года я дважды имел возможность об этом блоке рассказать, но два раза, к своему стыду, я этого не рассказал. Вот почему я считаю, что если даже были какие-нибудь расхождения в обвинении, то в остальном обвинение, выдвинутое государственным обвинителем, совершенно верно в отношении ко мне, и мне построить речь на возражениях ему нет никаких оснований.

Я хотел бы сказать несколько слов в своей последней речи, которая, по-видимому, и в непосредственном смысле слова будет последней речью, по характеру и политическому смыслу тех преступлений, которые я совершил. И взлет, и падение страстей человеческих совершенно беспредельны. Если сегодня человеческий ум отмечается такими людьми, как Ленин и Сталин, то зато ужас и подлость отмечают такие люди, как Троцкий. Если выражение благородства и высокой чести страстей сегодня обнаруживается в пафосе строительства социализма на нашей родине, то в глубине низости отмечаем мы троцкистско-зиновьевское объединение сегодня сидящих здесь на скамье подсудимых. Я очень затрудняюсь и в моем лексиконе я не нахожу достаточно резких слов для точного обозначения политической и моральной подлости, которая обнаружена была здесь. Это не потому, что я не привычен к резким словам. Всякий, знающий меня, знает хорошо, что резких слов у меня нашлось бы совершенно достаточно. А затрудняюсь я сейчас потому, что все резкие слова, которые у меня имеются, бледнеют перед всем тем, что мы слышали здесь. Во время предварительного следствия, во время судебного следствия, да и в речах выдвигался вопрос: как же это так, не разрешив предварительно вопроса о сочетании марксизма и терроризма, люди перешли к террористической борьбе. Но такой вопрос был бы правомерен, если бы переходящие на эту террористическую борьбу были марксистами. А что общего между троцкизмом и марксизмом, и почему троцкисты должны были ставить себе такую проблему? Для троцкистов такой проблемы существовать не могло, ее не существовало, потому что террор для троцкизма – вовсе не вынужденный шаг, это – неизбежный логический вывод из всей контрреволюционной идеологии троцкизма. Терроризм, если угодно, потенциально присущ троцкизму; терроризм, если угодно, это нечто имманентное троцкизму. На самом деле, если взять самый концентрированный документ троцкизма – платформу еще 1927 г., то она представляет собой чисто террористическую идею. Ведь в 1927 г. основная проблема заключалась в следующем: в чем основной источник затруднений, переживаемых нашей страной? Если СТАЛИН и Центральный Комитет в полном соответствии с ленинским учением отвечали на этот вопрос, что все наши затруднения происходят от сопротивления остатков эксплуататорских классов побеждающему социализму, что это есть элементы борьбы двух экономических систем, из которых одна побеждает, а другая – битая, и что, следовательно, противоречия и затруднения существуют социальные, то троцкисты на этот вопрос в платформе давали очень простой, очень “ясный” ответ, но который отличался от первого ответа: “Нет, – говорили они, – источник всех затруднений – это руководство. Снимите руководство – и все придет в норму, и никаких не будет затруднений”. Разве в самой этой постановке не заложена идея терроризма? Эта формула, сама по себе, по природе своей, – террористическая. Если дело только в руководстве, а руководство такой партии, как ВКП(б), государственной партии, достаточно ограничено по числу, то достаточно любыми мерами сменить руководство, чтобы никаких затруднений не было. От этой платформы до идеи терроризма – один шаг, и не только до идеи терроризма, а и до идеи фашизма. В этой платформе заложена идея заговорщическая – идея возможности навязывать свою волю большинству. Ведь и эта проблема, и ее решение заключали в себе терроризм даже тогда, когда это еще не было высказано. Большевистское руководство складывалось исторически. Ни случайные проходимцы, подобно Троцкому, ни люди, не обеспечивающие правильной линии, не могли бы <в> этом руководстве сколько-нибудь долго продержаться. Дважды проблема руководства ВКП(б) выдержала исключительный по смыслу экзамен. Это было в октябрьские дни, когда решался вопрос, поставленный Лениным, сумеют ли большевики удержать государственную власть. При решении этого вопроса, как вам известно, в числе людей, давших отрицательный ответ, были Зиновьев, Каменев, Рыков. Ленину удалось при помощи Сталина, Свердлова, Дзержинского и других доказать, что большевики могут захватить и укрепить государственную власть.

Но вот обеспечена государственная власть от врага, добили врага, хозяйственные силы страны восстановлены. Немедленно стал вопрос, но в несколько другой форме, удержат ли большевики государственную власть? Если они удержат после того, как хозяйство восстановлено, то для чего? Неужели для того, чтобы сделать бюрократически-буржуазную республику? Сталин решил эту проблему совершенно правильно, ибо он говорит, что удержать власть – это значит строить социализм, а строить социализм – это значит построить его. А как решали этот вопрос Троцкий, Зиновьев и Каменев? Они говорили, что мы не сумеем удержать государственную власть и не сумеем построить социализм в нашей стране. Разве это не было прямое капитулянтство? Было. При этих условиях было бы невозможно, чтобы проблему руководства партия разрешила таким образом, что она представляет возможность в этом руководстве главенствовать людям, которые, во-первых, одни не обеспечивают победоносного шествия с пролетариатом, а другие, подобно Троцкому, командиру беспринципной шайки капитулянтов, разве они могли быть у власти… и рабочий класс… 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Ваганян, вы здесь не читаете лекцию, почему вы говорите, обращаясь к публике, говорите суду.

ТЕР-ВАГАНЯН: Извините. Рабочий класс сказал: важнейшая победа социализма – это вытеснение из рядов рабочего класса троцкистов, зиновьевцев и всей контрреволюционной сволочи. Так троцкисты остались без масс и против масс. Но без массы и против массы бороться за власть – это значит бороться террористическими методами. Это был второй момент, из чего сложились террористические элементы. Индивидуальный террор, в одном случае, выражает протест мелкобуржуазной демократии против гнета буржуазно-помещичьего абсолютизма. Мы с этим были несогласны все время, однако, это было явление вполне прогрессивное. Но индивидуальный террор мог означать и означает, и выражает, с другой стороны, злобу фашистско-белогвардейской буржуазии против рабочего класса. Когда проводят историческую аналогию между тем терроризмом, за который мы здесь судимся, и исторически сложившимися и осуществленными террористическими актами, то такая аналогия должна быть не только формальной, но и по существу, а по существу это означало бы, что наш терроризм, за который мы здесь сидим, этот терроризм был прямой сколок с фашистского белогвардейского терроризма.

Самое для меня трагическое во всем этом деле – это, конечно, как для всякого человека, проведшего 25 лет в рядах партии, вопрос о том, каким образом и каким путем он дошел до такой жизни, каким образом и какими путями он оказался на скамье подсудимых, справедливо обвиненный в фашистском белогвардейском терроризме.

Я хотел бы сказать несколько слов на эту тему. Я вступил в партию в те предвоенные годы, когда разгромленная организация большевистского подполья восстанавливалась. Когда в 1913 году Закавказский Комитет принял меня в партию, партийных книжек не было. Они мне дали в качестве партийной книжки книжку Сталина “Наши цели”. По этой брошюре мы, большевики моего поколения Закавказья, учились ненавидеть меньшевиков, ненавидеть троцкистов, всех врагов большевизма.

Когда началась война и появились возможные перспективы вмешательства Турции, поднялась неслыханная волна национализма на Кавказе. Мы начали борьбу и войну против этого национализма, имея опять руководителем Сталина, его брошюру о национальном вопросе. 15 лет без малейших колебаний я прошел этот путь: империалистическую войну, обе революции, гражданскую войну, все партийные дискуссии, и вот в 1927 году я оказался в рядах троцкизма. Долго мне казалось это труднообъяснимым делом, но мне теперь кажется, что объяснение этого вопроса я нашел: по всему складу своего характера я человек массовой работы.

До 1922 года я был партийным профессионалом и партийно-массовым работником. В 1922 году Ленин вызвал меня и поручил издавать философско-научный журнал “Под знаменем марксизма”. Я это предложение принял. Думаю, зря. Не потому, что эту работу я выполнял плохо. Нет. Центральный Комитет несколько раз отмечал прекрасное качество моего журнала. Но, я думаю, ошибку я сделал в том, что не предупредил Ленина, что мне будет очень трудно держать себя на уровне партийной жизни, живя этой журналистской сутолокой. 

Вероятно, многие из вас не знают, что такое та среда, которую Ленин называл средой академиков. Это среда, в которой даже самые острые мысли в течение каких-нибудь несчастных месяцев превращаются в сплошную плоскость. Это среда, где даже буйного Маркса умудряются наряжать под суздальскую бабу. Это среда, где все краски сливаются в пепельно-серый цвет. В этой среде очень трудно держать большевистский непримиримый стиль, и мне это не удалось.

В 1927 году я уже до такой степени освоился с этой средой, что мне не стоило большого труда скатиться прямо со снежных вершин марксизма в это непроходимое болото троцкизма. Это случилось в 1927 году.

А что троцкизм является на самом деле теоретическим плоскомыслием, об этом, я думаю, не следует долго распространяться. Основной закон диалектики Маркса гласит: есть такой предел, дальше которого ошибки системы становятся системой ошибок, а система ошибок – системой преступлений. И тот политический деятель, который не умеет распознавать эти пределы, который пропускает эти пределы, ему ничего не стоит скатиться прямехонько, описав огромную траекторию, от марксизма к троцкизму. Предательство, измена, агентура в полку [1] врага, – вот ведь что такое троцкизм в его стадии после 1927 года. 

A я все это время был вовлечен в троцкизм и когда я был возвращен в партию в 1929 году, я не нашел у себя достаточно сил порвать с этим кругом людей и сам вовлекался и был вовлечен в двурушничество, продолжая это двурушничество вплоть до моего ареста.

На допросе, который я имел у прокурора, я все рассказал. Я был известен всем, что за какую бы работу я ни взялся и за какую бы работу я ни принимался, – я принимался за нее всегда с большим рвением и жаром. Было упущено одно обстоятельство, которое я сейчас хочу восполнить, это то, что я, идейно опустившись до уровня контрреволюционного троцкизма, – оторвался от своих лучших людей и товарищей, которые остались в партии, и я оказался в таком раздвоенном состоянии не только в двурушнически-идейном отношении, но и в бытовом. Все мои товарищи были партийными, а я находился в контрреволюционном лагере. При этом обстоятельстве очень трудно преодолеть в себе самом внутренние сопротивления. Я должен сказать, что эти последние 8 лет, они были мучительными и тяжелыми для меня. Я не знаю, каким образом могу я добиться того, чтобы и судьи, и партия, и страна, и все, кто интересуются этим делом, чтобы они поверили мне, но разве мыслимо добиться веры, если ты в течение 8 лет непрерывно, систематически обманывал, – единый раз соврал, так кто ж поверит тебе потом, а ведь это было не единый раз. Несмотря на это, я все же очень хотел бы сказать здесь, что в моей политической жизни перелом в сторону отрыва от троцкизма – уже пройденный этап. Идейно я ничего с троцкизмом не имею общего – ушел несколько лет, организационно <и>  морально я с ним порвал вот уже сколько времени. Не хочу я этим сказать, что моя вина от этого сколько-нибудь уменьшается. До июля месяца этого года несмотря на то, что я считал себя уже оторвавшимся и от троцкизма, и от троцкистов, я сидел в ссылке и вместо того, чтобы написать контрольным органам партии подробный отчет о своей контрреволюционной деятельности предыдущих лет, я занимался тем, что писал книгу о Пушкине. Это и делает меня ответственным за все то, что проделано было в контрреволюционной организации, в создании которой я принимал активное участие, и я эту ответственность несу. Я готов нести эту ответственность. Очень тяжело, когда оказываешься лицом к лицу с людьми, с которыми тебя соединяет двадцатилетняя дружба, партийная дружба, в положении врага. Очень трудно, когда всем своим ходом моего преступления ты оказываешься на положении фашиста, которого судит пролетарский суд. Очень трудно. И в такой момент, конечно, было бы лукавством, если бы я не сказал одного только – желание иметь время и пространство для того, чтобы приложить все усилия, чтобы заполнить пропасть, отделяющую тебя от них, чтобы перекинуть мост через ту бездну и вновь получить право обращаться к суду с интимным словом товарищ. Но это, по-видимому, не суждено мне. Сегодня или завтра суд поставит точку над жизненной строчкой моей. Это справедливо. И суд обязан это сделать. Суд иначе не может… И я, склоняя повинную голову перед судом, говорю: каково бы ни было Ваше решение и как бы суров ни был приговор, – я этот приговор легко приму. Прошу только об одном и Вас, и партийных товарищей, которые в течение всех этих семи лет систематически работали над тем, чтобы оторвать меня от контрреволюции… Это делали все: это делал и Серго, и Анастас, и Лазарь, и Ворошилов. На всем протяжении этих лет все эти товарищи прилагали все свои усилия, чтобы оторвать меня от контрреволюции. Если это им не удалось, то это – только моя вина…

И я теперь прошу Вас, так же как и этих товарищей, мнение которых для меня всегда было чрезвычайно дорого: верить в одно – что теперь, в этот последний день, я могу без всякого колебания и без малейшего сомнения уверить всех, и Вас, и их, что я смог вытоптать, растоптать эти восемь лет и подать руку своему блестящему большевистскому прошлому. Пусть будет приговор суров. Но Вы верьте, что за мною не осталось ни капли того контрреволюционного яда, носителем которого я был и который я со свойственной мне несдержанностью несколько лет распространял направо и налево. Я прошу Вас верить тому, что я сказал.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Фриц Давид, имеете последнее слово.

ФРИЦ ДАВИД: Не скажу ни одного слова в свою защиту. Я не могу и не хочу защищаться. Моя вина беспредельна. Представитель государственного обвинения здесь вчера с исключительной убедительностью и яркостью показал ту вонючую яму государственных преступлений, чудовищного вероломства, куда я скатился. Я согласен со всеми доводами этой речи, значит, я и согласен с выводами этой речи. Я рассказал суду всю правду. Все о моих преступлениях следствие и суд узнали от меня самого. У меня была другая возможность [2]. О моих преступлениях знал только один человек – Берман-Юрин, и то с моих слов, в том числе о самом подлом и чудовищном преступлении, о моем намерении совершить покушение на 7-м конгрессе. У меня была возможность пойти по другому пути, отказаться, отпираться, и никто не мог бы это доказать. Но я не хотел пойти по этому пути. Я хотел выплюнуть всю грязь, которая была у меня, до последней капли, до последнего плевка, я это сделал, и это вселяет в меня надежду, что Верховный суд, суд моей родины, удовлетворит мою последнюю просьбу, а это просьба немалая. Я хотел бы, чтобы Верховный суд поверил мне, что я больше не враг, что я был врагом, но что я не умираю врагом.

Я хочу в моей последней речи сказать несколько слов о том человеке, который меня довел до жизни такой, или, вернее, до смерти такой, – о Троцком. У меня с ним небольшой личный счет. Он погубил мою жизнь, но это никого не интересует, и не об этом речь идет. Речь идет о другом: он превратил меня в оружие своих чудовищных подлых планов. Он, человек, у которого есть только одно стремление, только одно побуждение – жажда власти, власти для себя, – превратил меня в своего послушного раба. Вчера представитель государственного обвинения сказал здесь, что все сидящие на скамье подсудимых прокладывали себе дорогу, дорогу к личной власти через гору трупов. Я, гражданин прокурор, не прокладывал себе дороги. Через мой труп должен был Троцкий прийти к власти вместе с другими генералами и офицерами от терроризма.

Поручение Троцкого мне не сулило ни власти, ни материальных благ, ничего другого, кроме верной смерти. И я поверил этому обер-фашисту. Я поверил, что делаю революционное дело и поэтому я должен умереть. Я еще не знал, что господин Троцкий связан с гондурасскими фашистами, агентами Гимлера.

Я был тогда другого мнения, к своему несчастью. Я приехал 3 года тому назад в СССР после долгого пребывания за границей. Я приехал сюда, я ходил по улицам Москвы, бывал на фабриках, видел нашу новую жизнь как она есть. И каждый факт, маленький и большой, разбивал гнусную клевету Троцкого. Целый ряд мелких фактов, которые для вас может быть совсем незаметны, были для меня, вернувшегося из-за границы, страшно заметными. Я хочу сказать о наших советских детях. У меня есть дочурка, которая ходит в детский сад. Она поет: “Мы молодые хозяева страны”. Когда я это слушал, я думал, что это сущая правда, что моя четырехлетняя дочка на самом деле молодая хозяйка нашей великой страны. Я вспоминал других детей, детей рабочих за границей, где я долго жил. Я знал их очень много. Я знал, в каких жутких условиях миллионы пролетарских детей живут за границей. Я сравнивал настоящее и будущее пролетарского ребенка у нас и за границей и думал о том, что наша страна – страна счастливого детства. Я видел нашу молодежь, я видел, как она проходила. Я вспоминаю 1932 год в Германии, где я видел тоже, как проходила молодежь. Немало было молодежи на фашистских демонстрациях, рабочей молодежи. Это была молодежь, которая прямо попала из школы на биржу труда и за обмундирование, за обед ходила в штурмовые отряды. Я сравнивал эти два мира по тысячам мелочей, которые превращались в крупные факты. Я видел в эти три года, как расцветало благосостояние страны, как отменялись карточки, как появлялись магазины, как увеличивались заработки, и все эти победы были связаны с именем организатора этих побед, с тем именем, которое я не достоин произнести, с именем великого Сталина.

Почему я не послушался голосов, которые мне ежедневно и ежечасно говорили о том, чтобы я вернулся на тот путь, которым я шел раньше, чтобы я ушел от того пути, которым я в течение последних четырех лет шел. Почему я не послушался, граждане судьи? Я не хочу себя оправдывать. Я виноват, беспредельно виноват и должен нести самую суровую кару. Я достаточно взрослый человек и не могу отговариваться гипнозом этого фашиста, изверга Троцкого.

Но я хочу это сказать для тех, кто где-нибудь, когда-нибудь, в чем-нибудь захочет послушаться Троцкого. Эта встреча в Копенгагене заразила мой мозг. Я всегда думал, когда видел, как эти факты бьют в лицо Троцкому, факты нашей социалистической действительности, я думал о том, как же может этот человек, которого я считал величайшим революционером, как он может так ошибаться. И я с упрямством шел по тому пути, куда меня направляла воля этого человека. Внутренне опустошенный, безразличный ко всему окружающему, я шел к той цели, куда меня направлял этот человек.

Говорить долго не о чем. Все сказано, все кончено. Я хочу заверить пролетарский суд, советский суд, что в последнюю минуту своей жизни я буду проклинать этого человека, который хотел из меня сделать Герострата русской революции, который хотел, чтобы я нанес удар в спину русской революции. И в эту последнюю минуту я буду благодарен тем, кто предотвратил это несчастье.

Я хочу еще сказать несколько слов своей 4-хлетней дочурке. У меня другой возможности нет. Я хочу ей сказать, чтобы она не шла по тому пути, по которому я пошел, чтобы она шла в ногу с нашей страной, под победными знаменами партии Ленина-Сталина.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Суд удаляется на совещание для вынесения приговора. Полагаю, что приговор будет вынесен между 12 часами и 1 часом.

 

Суд удалился на совещание в 19 ч. 15 м. 

 

 

РГАСПИ Ф. 671, Оп. 1, д. 184, Л. 64-78 машинопись.

 

 

 

 

 

ПРИГОВОР

ИМЕНЕМ СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК

ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА ССР

в составе:

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩЕГО АРМВОЕНЮРИСТА тов. УЛЬРИХ В.В.

ЧЛЕНОВ:       КОРВОЕНЮРИСТА тов. МАТУЛЕВИЧ И.О. и 

                       ДИВВОЕНЮРИСТА тов. НИКИТЧЕНКО И.Т.

При Секретаре Военном юристе 1-го ранга – тов. КОСТЮШКО,

с участием Прокурора Союза ССР – т. ВЫШИНСКОГО А.Я.

 

В открытом судебном заседании в гор. Москве «    » августа 1936 года рассмотрела дело по обвинению:

1. ЗИНОВЬЕВА Григория Евсеевича, 1883 года рождения, служащего, осужденного 16 января 1935 года по делу «Московского центра» зиновьевцев по ст. 17-58-8 УК РСФСР к тюремному заключению на десять лет;

2. КАМЕНЕВА Льва Борисовича, 1883 года рождения, служащего, осужденного 16 января 1935 года по делу «Московского центра» зиновьевцев по ст. 17-58-8 УК РСФСР к тюремному заключению на пять лет и вторично осужденного 17 июля 1935 года по статье 17-58-8 УК РСФСР к тюремному заключению на десять лет;

3. ЕВДОКИМОВА Григория Еремеевича, 1884 года рождения, служащего. осужденного 16 января 1935 года по делу «Московского центра» зиновьевцев по ст. 17-58-8 УК РСФСР к тюремному заключению на восемь лет;

4. БАКАЕВА Ивана Петровича, 1887 года рождения, служащего, осужденного 16 января 1935 года по делу «Московского центра» зиновьевцев по ст. 17-58-8 УК РСФСР к тюремному заключению на восемь лет;

5. МРАЧКОВСКОГО, Сергея Витальевича, 1883 года рождения, служащего;

6. ТЕР-ВАГАНЯНА Вагаршак Арутюновича, 1893 года рождения, служащего;

7. СМИРНОВА Ивана Никитича, 1880 года рождения, служащего{, ранее не судимого}

— всех семерых в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР.

8. ДРЕЙЦЕРА Ефима Александровича, 1894 года рождения, служащего;

9. РЕЙНГОЛЬД Исаака Исаевича 1887 года рождения, служащего;

10. ПИКЕЛЬ Ричарда Витольдовича, 1896 года рождения, служащего{, ранее не судимого};

11. ГОЛЬЦМАН Эдуарда Соломоновича, 1882 года рождения, служащего;

12. Фриц ДАВИД, он же Круглянский Илья-Давид Израилевич, 1897 года рождения, служащего;

13. ОЛЬБЕРГ Валентина Павловича, 1907 года рождения, служащего;

14. БЕРМАН-ЮРИНА Конона Борисовича, он же Александр Фомич, 1901 года рождения, служащего;

15. ЛУРЬЕ Моисея Ильича, он же ЭМЕЛЬ Александр, 1897 года рождения, служащего;

16. ЛУРЬЕ Натана Лазаревича, 1901 года рождения, служащего

— всех в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 19-58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Предварительным и судебным следствием установлено:

Осенью 1932 года, по предложению Л. ТРОЦКОГО, полученному руководителем троцкистского подполья в СССР И. Н. СМИРНОВЫМ, произошло объединение троцкистских и зиновьевских подпольных контрреволюционных групп, организовавших «Объединенный центр» в составе: ЗИНОВЬЕВА, КАМЕНЕВА, ЕВДОКИМОВА и Бакаева от зиновьевцев и СМИРНОВА, ТЕР-ВАГАНЯНА, МРАЧКОВСКОГО – от троцкистов.

Объединение этих контрреволюционных групп было достигнуто на основе взаимного признания индивидуального террора в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства, как единственного и решающего средства захвата власти.

Троцкисты и зиновьевцы по прямым указаниям Троцкого, полученным «Объединенным центром» через подсудимых СМИРНОВА, ГОЛЬЦМАНА, ДРЕЙЦЕРА и других, специально *прибывавших в СССР* троцкистских агентов, сосредоточили всю свою враждебную деятельность против советского правительства и ВКП(б) на организации террора в отношении их руководителей.

Судом установлено, что «Объединенным центром» было организовано и осуществлено через подпольную террористическую Ленинградскую группу зиновьевцев НИКОЛАЕВА-КОТОЛЫНОВА 1-го декабря 1934 г. злодейское убийство тов. С.М. КИРОВА и был подготовлен ряд террористических актов против тов. СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА, ЖДАНОВА, КОСИОРА, ОРДЖОНИКИДЗЕ и ПОСТЫШЕВА.

В целях наиболее успешного осуществления этих террористических актов, в 1933 году в Москве был организован “ударный террористический центр” в составе подсудимых РЕЙНГОЛЬДА, ПИКЕЛЯ и ДРЕЙЦЕРА, под непосредственным руководством члена «Объединенного центра» подc<удимого> БАКАЕВА.

«Объединенным центром» было поручено БАКАЕВУ подготовить практическое осуществление убийства т.т. СТАЛИНА и КИРОВА, а члену московского террористического центра подсудимому ДРЕЙЦЕРУ была поручена организация террористического акта против тов. ВОРОШИЛОВА,

Материалами судебного следствия и признаниями подсудимых ЗИНОВЬЕВА, КАМЕНЕВА, ЕВДОКИМОВА и БАКАЕВА установлено, что ЗИНОВЬЕВ усиленно форсировал подготовку убийства С.М. КИРОВА и что еще в июне 1934 года КАМЕНЕВ ездил в Ленинград, где вел переговоры с руководителем одной из ленинградских террористических групп ЯКОВЛЕВЫМ (дело которого выделено в особое производство) об организации этого террористического акта.

Судом также установлено, что и подсудимый БАКАЕВ, также по поручению «Объединенного центра», специально выезжал в ноябре 1934 г. в Ленинград, где имел встречу с членами ленинградской террористической группы зиновьевцев НИКОЛАЕВА-КОТОЛЫНОВА и Леонидом НИКОЛАЕВЫМ, которому он дал ряд указаний по организации убийства тов. С.М. КИРОВА. В соответствии с этими указаниями Л. НИКОЛАЕВ и осуществил 1-го декабря 1934 года свое злодейское убийство тов. С.М. КИРОВА.

Судом также установлено, что в 1934 году подсудимые БАКАЕВ, РЕЙНГОЛЬД и ДРЕЙЦЕР, в соответствии с решениями «Объединенного центра», пытались дважды совершить покушение на тов. СТАЛИНА.

Не ограничиваясь организацией под непосредственным руководством «Объединенного центра» ряда террористических актов против руководителей советского государства и ВКП(б), Л. ТРОЦКИЙ в течение 1932-1936 г.г. систематически в тех же целях перебрасывал из-за границы в СССР ряд террористов.

В ноябре 1932 года Л. ТРОЦКИМ были переброшены в СССР БЕРМАН-ЮРИН и Фриц ДАВИД, причем перед отъездом они были лично проинструктированы Л. Троцким по поводу организации убийства тов. СТАЛИНА.

Как установлено на суде, осенью 1935 года подсудимый Фриц ДАВИД, с целью совершить террористический акт против тов. СТАЛИНА, проник на заседание VII-го конгресса Коминтерна, имея при себе револьвер системы “Браунинг”, полученный им для этой цели от подсудимого БЕРМАНА-ЮРИНА. Однако, Фрицу ДАВИДУ осуществить свое преступное намерение не удалось.

Летом 1935 года Л. ТРОЦКИМ черев Л. СЕДОВА был переброшен из Германии в СССР террорист В. ОЛЬБЕРГ, воспользовавшийся фиктивным паспортом подданного республики Гондурас. Этот паспорт В. ОЛЬБЕРГ приобрел при содействии Л. СЕДОВА и при помощи немецкой тайной полиции ГЕСТАПО и ее агента в Праге В. ТУКАЛЕВСКОГО, получив предварительное согласие через СЕДОВА от Л. ТРОЦКОГО воспользоваться содействием в этом деле немецкой тайной полиции. В. ОЛЬБЕРГ по прибытии в СССР связался с контрреволюционной троцкистской террористической группой в г. Горьком и подготовил ряд террористов, которые должны были 1-го мая 1936 года совершить в Москве на Красной площади террористический акт против руководителей советского правительства и ВКП(б).

Переброшенный в Москву из Берлина в 1932 году троцкистский террорист Натан ЛУРЬЕ, вместе с проживавшим тогда в Москве, под видом иностранного специалиста, агентом ГЕСТАПО (и доверенным лицом Гимлера, нынешнего руководителя ГЕСТАПО) Францем ВАЙЦЕМ, подготов{ил}*лял* покушение на убийство т.т. СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА{, ЖДАНОВА}, КАГАНОВИЧА и ОРДЖОНИКИДЗЕ.

Зимой 1932-1933 года, после отъезда Франца ВАЙЦА из Москвы, Натан ЛУРЬЕ со своей террористической группой продолжал подготовку террористических актов с прибывшим в марте 1933 года в Москву из Берлина подсудимым Моисеем ЛУРЬЕ, также получившим от ТРОЦКОГО задание формировать террористические акты против руководителей советской власти и ВКП(б).

В 1934 году, находясь на Челябстрое, Натан ЛУРЬЕ пытался произвести покушение на жизнь т.т. КАГАНОВИЧА и ОРДЖОНИКИДЗЕ. Наконец, тот же Натан ЛУРЬЕ 1-го мая 1936 года, по заданию и предварительному согласованию с Моисеем ЛУРЬЕ, подготовил и пытался осуществить покушение на тов. ЖДАНОВА во время первомайской демонстрации в Ленинграде.

Судебным следствием также установлено, что троцкистско-зиновьевский террористический центр одновременно с подготовкой террористических актов против т.т. СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА, ЖДАНОВА, КАГАНОВИЧА И ОРДЖОНИКИДЗЕ подготовлял террористические акты против т.т. КОСИОРА и ПОСТЫШЕВА через украинскую террористическую группу, действовавшую под руководством троцкиста МУХИНА*, дело о котором выделено в особое производство ввиду продолжающегося предварительного расследования*.

Таким образом устанавливается виновность:

1.         ЗИНОВЬЕВА Г.Е.

2.         КАМЕНЕВА Л.Б.

3.         ЕВДОКИМОВА Г.Е.

4.         БАКАЕВА И.П.

5.         МРАЧКОВСКОГО С.В.

6.         ТЕР-ВАГАНЯНА В.А.

7.         СМИРНОВА И.Н.

в том, что они:

а) подготовили и осуществили через ленинградскую подпольную террористическую группу НИКОЛАЕВА-КОТОЛЫНОВА и других 1 декабря злодейское убийство тов. С.М. КИРОВА;

б) а также организовали ряд террористических групп, подготовлявших убийство т.т. СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА, ЖДАНОВА, КАГАНОВИЧА, КОСИОРА, ОРДЖОНИКИДЗЕ и ПОСТЫШЕВА

‒ т. е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР.

8.         ДРЕЙЦЕРА Е.А.

9.         РЕЙНГОЛЬДА И.И.

10.       ПИКЕЛЯ Р.В.

11.       ГОЛЬЦМАНА Э.С.

12.       ФРИЦ ДАВИД, он же КРУГЛЯНСКИЙ Илья-Давид Израилевич.

13.       ОЛЬБЕРГА В.П.

14.       БЕРМАНА-ЮРИНА К.Б.

15.       ЛУРЬЕ М.И., он же ЭМЕЛЬ Александр.

16.       ЛУРЬЕ Н.Л.

‒ в том, что, будучи членами подпольной террористической троцкистско-зиновьевской организации, приняли участие в подготовке убийства т.т. СТАЛИНА, ВОРОШИЛОВА, ЖДАНОВА, КАГАНОВИЧА, КОСИОРА и ПОСТЫШЕВА, ‒

т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 19-58-8 и 58-11 УК РСФСР.

На основании изложенного Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР – ПРИГОВОРИЛА:

1. ЗИНОВЬЕВА Григория Евсеевича;

2. КАМЕНЕВА Льва Борисовича;

3. ЕВДОКИМОВА Григория Еремеевича;

4. БАКАЕВА Ивана Петровича;

5. МРАЧКОВСКОГО Сергея Витальевича;

6. ТЕР-ВАГАНЯНА Вагаршак Арутюнович;

7. СМИРНОВА Ивана Никитича;

8. ДРЕЙЦЕРА Ефима Александровича;

9. РЕЙНГОЛЬДА Исаака Исаевича;

10. ПИКЕЛЯ Ричарда Витольдовича;

11. ГОЛЬЦМАНА Эдуарда Соломоновича;

12. Фриц ДАВИДА, он же КРУГЛЯНСКИЙ Илья-Давид Израилевич;

13. ОЛЬБЕРГА Валентина Павловича;

14. БЕРМАН-ЮРИНА Конона Борисовича;

15. ЛУРЬЕ Моисея Ильича, он же ЭМЕЛЬ Александр;

16. ЛУРЬЕ Натана Лазаревича

‒ всех к ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ ‒ РАССТРЕЛУ, с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ

АРМВОЕНЮРИСТ –                                                  (В. УЛЬРИХ)

 

ЧЛЕНЫ : КОРВОЕНЮРИСТ –                                  (И. МАТУЛЕВИЧ)

ДИВВОЕНЮРИСТ –                                                  (И. НИКИТЧЕНКО)

 

Пометы: [А. Вышинский

В. Ульрих]

 

 

РГАСПИ Ф. 17, Оп. 171, Д. 384, Л. 194-201 машинопись.

Заранее заготовленная версия приговора, в которую в последующем, до опубликования, по указанию Сталина были внесены поправки.

---

[1] Так в тексте, возможно, имелось в виду – “в тылу врага”.